Уже после того, как дедушка ушел, мама и ее сестра рассказывали, что в их время его приглашали на праздники в школы, рассказать, как было. Для патриотического воспитания. А в мое время дедушка о войне говорить уже не любил. Наверное, устал вспоминать боль и потери.
Еще он не любил смотреть фильмы о войне, снятые в ее годы и сразу после. Мол, не были немцы такими дураками и трусами. Врагами были, с которыми воевали почти четыре года. И шапками не забрасывали…
Провожал на срочную службу меня и дедушка. Призыв студентов был в июле. И как он когда-то с укором в мой мальчишеский адрес сказал, «без телячьих нежностей», так все у военкомата и прошло. И только когда уже сидел в автобусе, что должен был отвезти нас, новобранцев, на областной сборный пункт, посмотрел на него через окно… к горлу подкатил ком, на глазах выступили слезы и мысль – я его больше не увижу…
Первый год службы к сантиментам не располагал. Не до того было, да и где Воронеж, а где Владивосток. Письма, изредка посылки, вот и вся связь с домом. Сестра мамы и ее муж были ближе, в Хабаровске.
В апреле – телеграмма от мамы: «отец при смерти если сможешь приезжай». Мой командир знал, что это для мамы – отец, для меня — дедушка. И телеграмма – не заверенная. Как говорят в таких случаях, по закону не положено. Но знал командир, что воспитывал меня именно дедушка. Задним числом вписали в приказ на поощрение к 23-му февраля. Не уверен, что кого-то из первогодок поощряли отпуском. Быстрые сборы и 7-го апреля, ранним утром покинул часть, вылетел из Артема, посадка в Москве, из Домодедово – в Быково, последним самолетом – в Воронеж. Разница по времени с Владивостоком была 7 часов, дома был поздним вечером тоже 7-го апреля.
19-го апреля дедушки не стало…
Попрощаться успел только благодаря командиру, капитану 3 ранга Александру Васильеву. Если бы не он, предчувствие сбылось бы… Этого человека не забуду никогда. Да, мне повезло, командир у меня был «отец-командир».
До 43-й годовщины Победы дедушка, Соломатин Василий Иванович, не дожил. А в 43-м его комиссовали по контузии. Цифры догнали или война – кто знает…
Но попрощаться успел. Было ли это чудо? Наверное.
А о том, что призвали его весной 42-го, когда до 18-ти летия оставалось еще почти полгода, и воевал он в 4-м Воронежском добровольческом коммунистическом полку 1-й гвардейской дивизии… узнал я только через 19-ть лет, когда на 9-е мая 2007 года вышел повтор телепрограммы, которую подготовил еще в 2000-м. «Четвертая весна», о Воронежском добровольческом коммунистическом полке, благодаря Михаилу Вайцеховскому, внуку первого командира полка. Через несколько дней после эфира в 2007-м пожелтевшие страницы призывных списков разрешил полистать староста полка Студеникин Вячеслав Михайлович, один из героев программы.
Нашел! И это чудо – история отдельная.
И о том, как принятого в коммунисты на фронте исключили из партии, на скорую руку, уже когда жил гражданской жизнью, и о том, как бабушка наотрез отказалась разводиться задним числом, и о том, как, когда разобрались, отказался в партии восстановиться – тоже истории отдельные… И не только эти.
А честные фильмы о войне дедушка смотрел.
Но говорить о ней – все равно не любил, в мое время.
Но зато – брал меня с собой на рыбалку, учил держать инструменты столярные и слесарные, позволял крутить гайки на стареньком мопеде…
И учил меня играть на балалайке. А еще приходил в гости его друг, тоже фронтовик и тоже костенский, дед Володя, Миневрин. Приходил с баяном, и они на пару, баян и балалайка, музицировали. Страдания, мотаня… При мне частушки были в рамках приличий. И баян меня тоже заинтересовал. Так и появился от дедушки подарок – баян «Тула 202». А на гитаре уже сам пытался учиться, на 6-ти струнной. Для этого дедушка переделал мне 7-ми струнку.
Сказать о дедушке рукастый и творческий – не сказать ничего.
Привезли как-то на шинный завод, где в ту пору дедушка работал, новое оборудование, не знаю какое, но немецкое. Кабели и провода тоже привезли, чтоб местные не использовать. И как водится, образовались при монтаже обрезки. К чему бы кто иной их приспособил – не знаю, а дедушка, методом проб, подобрал такой, что металлические жилы из скрутки не только не тянулись, но и звучали. В отличие от обычных балалаечных струн.
Но и это не все, стала его балалайка шестиструнной, на каждый тон добавил подголосок. И вместе с ней ездил в Орел, в институт искусств, где его записывали. И уверен, не по той причине, что первым ректором того института был двоюродный брат бабушки, Серафимы Яковлевны (в девичестве – Акованцева, а ее мама, Федосья Петровна — Герасимова). Александр Федорович Герасимов родился, как и бабушка, в Борщево, что недалеко от дедушкиных Костенок, чуть ниже по течению Дона,. И тоже фронтовик. Пообщаться с ним лично мне, к сожалению, не довелось.
Повторю еще раз, не любил дедушка говорить о войне. Но была у него одна о ней память, которая пригодилась сестре мамы: мог накладывать повязки, разные. И благодаря этому у Гали, которая еще в глубоком моем детстве строго-настрого наказала мне никогда не называть ее тетей, и в школе, и в институте по этой части всегда были отличные оценки. Дедушка учил, и не только показывал «как», но и объяснял «почему». На фронте такие знания были совсем не лишними…
Вечная память тебе, дедушка!
Царствия небесного! И пусть земля будет пухом…
Помним, любим, скорбим…