Пригласил как-то зимой один Толитолог другого (оба состояли в закрытом преф-клубе, где им были присвоены звания «МСЧ» и «ЗГБ») вкусить результат прошедшей накануне рыбалки. И чего еще вкусить под результат тоже.
Вкусили. Вкусили еще раз. И под неторопливую беседу вкусили еще раз неоднократно.
Как обычно бывает, обсудили мормышки, мотыля, погоду.
Плавно перешли к разговору «за жисть», что случилось, приключилось с последней встречи.
А знаешь, ЗГБ, — задумчиво произнес МСЧ, – а телефонных то разговоров, похоже, становится все меньше и меньше.
О как?
А то! Рассказываю. На прошлой неделе с сотоварищами на том же пруду были. Но дело не в этом. Собираемся в обратную дорогу. И подъезжает внедорожник, прям сарай, а не авто. И выходят… Две прям фифы-фифы! Как тока что из салона, начесаны-напомажены, шубы – в снег. И щебечут так — мило-мило!
За рыбаками свойскими приехали присмотреть?
Та не… Продолжая мило щебетать, достали телефоны, грациозно подошли к капоту. Телефоны, похоже, выключили, достали из них аккумуляторы (в те времена аккумуляторы на мобильниках были еще съемными), положили это хозяйство на капот. И пошли на середину водоема. Серьезные прям такие пошли… Чего-то они про жизнь, похоже, знают…
Похоже… — ответил ЗГБ.
И вспомнил наставление полковника ГБ о том, что «лучший способ связи – это пеший посыльный, у которого засургученный пакет обмотан вокруг гранаты»…
И заразительный смех другого полковника, уже СБ, на фразу «если у меня паранойя — это не значит, что за мной не следят»… Многоэтапный такой смех, с оттенками. Как будто на каждый былой случай из жизни — с оттенком особым.